Неточные совпадения
Река то, верная своим высоким берегам, давала вместе с ними углы и колена по всему пространству, то иногда уходила от них прочь,
в луга, затем, чтобы, извившись там
в несколько извивов, блеснуть, как
огонь, перед солнцем,
скрыться в рощи берез, осин и ольх и выбежать оттуда
в торжестве,
в сопровожденье мостов, мельниц и плотин, как бы гонявшихся за нею на всяком повороте.
Ночь была холодно-влажная, черная;
огни фонарей горели лениво и печально, как бы потеряв надежду преодолеть густоту липкой тьмы. Климу было тягостно и ни о чем не думалось. Но вдруг снова мелькнула и оживила его мысль о том, что между Варавкой, Томилиным и Маргаритой чувствуется что-то сродное, все они поучают, предупреждают, пугают, и как будто за храбростью их слов
скрывается боязнь. Пред чем, пред кем? Не пред ним ли, человеком, который одиноко и безбоязненно идет
в ночной тьме?
Мы шли еще некоторое время. На землю надвигалась ночь с востока. Как только
скрылось солнце, узкая алая лента растянулась по горизонту, но и она уже начала тускнеть, как остывающее раскаленное докрасна железо. Кое-где замигали звезды, а между тем впереди нигде не было видно
огней. Напрасно мы напрягали зрение и всматривались
в сумрак, который быстро сгущался и обволакивал землю. Впереди по-прежнему плес за плесом, протока за протокой сменяли друг друга с поразительным однообразием.
Он прошел дальше и завернул за угол.
В глубине палисадника, у Назанского горел
огонь. Одно из окон было раскрыто настежь. Сам Назанский, без сюртука,
в нижней рубашке, расстегнутой у ворота, ходил взад и вперед быстрыми шагами по комнате; его белая фигура и золотоволосая голова то мелькали
в просветах окон, то
скрывались за простенками. Ромашов перелез через забор палисадника и окликнул его.
У предпоследней избы не было ни ворот, ни крытого сплошь двора, ни хозяйственных пристроек; прямо с улицы по шатавшемуся крылечку ход был
в темные сени с просвечивавшей крышей.
Огня нигде нет. Показалась поджарая собака, повиляла хвостом, точно извиняясь, что ей караулить нечего, и опять
скрылась.
Баба ушла
в будку. Тусклым светляком приполз сторож, возвращавшийся с линии. Он поставил фонарик на скамейку,
огнем к стенке и тоже
скрылся в избушке.
Огонь погас. На линии все стихло. Только огоньки по направлению к Москве тихо мерцали, смешиваясь и переливаясь.
Рыжий свет выпуклых закопченных стекол, колеблясь, озарил воду, весла и часть пространства, но от
огня мрак вокруг стал совсем черным, как слепой грот подземной реки. Аян плыл к проливу, взглядывая на звезды. Он не торопился — безветренная тишина моря, по-видимому, обещала спокойствие, — он вел шлюпку, держась к берегу. Через некоторое время маленькая звезда с правой стороны бросила золотую иглу и
скрылась, загороженная береговым выступом; это значило, что шлюпка —
в проливе.
Неприятель, не дожидаясь атаки,
скрывается в лес и открывает оттуда ружейный
огонь. Пули летают чаще.
И когда прошел кузнец, и
скрылась красная
в черном мраке искра, — Елена удивилась своей внезапной радости и удивилась тому, что она все еще нежно и трепетно играет
в ее душе. Почему возникает, откуда приходит эта радость, исторгающая из груди смех и зажигающая
огни в глазах, которые только что плакали? Не красота ли радует и волнует? И не всякое ли явление красоты радостно?
И наконец, настала ночь,
в комнату принесли
огонь, и Елена снова подошла к окну. Густая темнота окутывала улицу. Бедные и грубые предметы скучной обычности
скрывались в черном покрове ночи, — и было что-то торжественное
в этой печальной черноте. Против окна, у которого стояла Елена, слабо виднелся, на другой стороне улицы, при свете редких фонарей, маленький, кирпично-красный дом кузнеца. Фонари стояли далеко от него, — он казался черным.
Женщина покурила у нашего
огня, потом пошла к своей лодке и
скрылась в темноте. С минуту слышны были всплески двухлопастного весла.
Как
в тумане, промелькнуло перед Игорем загорелое лицо Онуфриева, с сурово сжатыми губами, выплыло на миг и
скрылось в целом море
огня и дыма.
Приступили к последнему целованию и понесли гроб к могиле, приготовленной
в нижней Благовещенской церкви возле левого клироса. Залпы артиллерии и ружейный
огонь раздались при опускании гроба
в землю. Прах великого полководца
скрылся от глаз живущих навеки.
Выстрелы не повторялись; все было тихо. Конечно, Марс не вынимал еще грозного меча из ножен? не
скрылся ли он
в засаде, чтобы лучше напасть на важную добычу свою? не хочет ли, вместо железа или
огня, употребить силки татарские? Впрочем, пора бы уж чему-нибудь оказаться! — и оказалось. Послышались голоса, но это были голоса приятельские, именно цейгмейстеров и Фрицев. Первый сердился, кричал и даже грозился выколотить душу из тела бедного возничего; второй оправдывался, просил помилования и звал на помощь.
Глаза его
в это время блистали, как
огонь зарницы
в удушливой атмосфере; слова его казались бедной Розе громом, ужасным, хотя еще издали гремящим. Исполнение их было для нее смертным ударом. Она
скрылась, и черноволосый стал на страже, как изваянный гений, прикованный к гробнице.
Дивизия Фриана, так же как и другие,
скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d’enfer, [адский
огонь,] от которого тает французское войско.
— Вы очень пылки, Бельяр, — сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. — Легко ошибиться
в пылу
огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне. — Не успел еще Бельяр
скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения. — Eh bien qu’est ce qu’il y a? [Ну, что еще?] — сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
Быстро
в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро
скрылась между деревьев
в предрассветном тумане. Эсаул что-то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь
в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодною водой, лицо его,
в особенности глаза горели
огнем, озноб пробегал по спине и во всем теле что-то быстро и равномерно дрожало.